после школы замуж и всё. И рожать, кстати, она будет уже в восемнадцать. — Я сел, предоставляя ответное слово классному руководителю, но подумав, встал опять. — И новым комсоргом класса предлагаю избрать… меня.

Юльку в обиду не дам. А в должности комсорга будет удобнее её защищать. Тем более, что учиться осталось совсем недолго. С обязанностями Юлька поможет.

Класс загудел. Комсорг школы опешил от такой моей нескромности и поглядывал на Игоря Ивановича. А тот смотрел задумчиво, смотрел, а потом пожал плечами и встал.

— Ещё кандидатуры есть? — спросил директор. Предложений не последовало. — Ну что ж. Тогда голосуем. Кто за то, чтобы новым комсоргом 10 класса «А» был избран Павел Ивлев?

Как ни корёжило школьного комсорга, но пришлось ему произнести:

— Пять воздержались, остальные за… Но твою кандидатуру ещё утвердить надо, — с надеждой, что меня, может, ещё завернут, произнёс он, глядя нам меня с неприязнью.

Тебе-то я что плохого сделал? Или конкурента во мне видишь? Это как вообще, если я через несколько недель из школы ухожу? Или просто неприязнь?

Но на этом дело не закончилось. Директор и комсорг вышли, а Кириешка встала и начала читать нам длинную занудную лекцию о необходимости вести себя достойно. Никто не слушал, все поглядывали больше на Юльку, а некоторые даже сочувственно. Она, бедолага, ни на кого не смотрела, как уставилась взглядом в парту, так глаз и не поднимала.

После классного часа всех отпустили на перемену, а меня Кириешка к себе в учительскую позвала. И начала пытаться убедить меня, что нельзя защищать Юльку в сложившейся ситуации, нельзя препятствовать травле другим в назидание.

— Как это ни странно, но к тебе одноклассники прислушиваются, — вдруг сказала она. — И ты должен вести себя достойно советского ученика и комсомольца, порицать недостойное советского человека поведение.

Мне осталось провести в стенах школы чуть больше месяца. И я счёл допустимым открыто высказать своё мнение. Что она мне сделает? Оценки на экзаменах занизит? Но директор, вроде, меня услышал, когда я про Юльку выступал. И раз поддержал, по факту, мою кандидатуру в комсорги, то ничего против сказанного не имеет. Другое дело, что сам про это сказать не может никак в силу должности. А так-то он мужик мудрый. Так что черт с ним, поговорю с Кириешкой посвободней, может, и ее удастся убедить.

— А если её вконец затравят? А если она повесится⁈ Вы как с этим жить будете? — спросил я классного руководителя, начиная раздражаться. — А если не повесится, но ребёнка больного родит из-за переживаний? Вы этим своим «воспитательным процессом» чего добиться хотите? Нормальным девчонкам отвращение к материнству привить? Они же ещё дети, у них психика ещё незрелая, выработается сейчас отрицательный условный рефлекс на беременность и будете потом удивляться: что это у нас в стране с демографией⁈ Ой, надо срочно престиж женщины-матери поднимать! А как его поднимать? Если на подкорку ещё в школе записали: дети это плохо!

— Ты сам сказал, что вы ещё дети, — настойчиво прервала меня Кириешка. — Это что начнётся, если у нас школьницы в школу беременные ходить будут?

Она строго смотрела на меня. А я что?

— Хорошего в том, что Юлька залетела, нет ничего, — кивнув, согласился я. — Но она сама себя уже достаточно наказала, лишив себя беззаботной молодости, учёбы на дневном, будущей карьеры. Не надо её ещё больше добивать. Зачем?

— Чтоб другим неповадно было, — отрезала Кириешка.

— А другие что, не в состоянии сравнить жизнь студентки дневного отделения и юной матери, закопавшейся в пелёнках и подгузниках, разрывающейся между ребёнком и попытками заочно учиться? — спросил я. — И, кстати, вы, санкционируя травлю, вынудите сейчас молодую семью бежать из города и никто из подрастающего поколения не увидит и не поймёт, чем же так плохо выходить замуж сразу после школы.

Отпустила она меня со словами, что я малодушный и комсорг из меня не выйдет.

Прямо, бегу и рыдаю!

Выйдя из учительской, поспешил к кабинету географии. Всё уже сидели в классе, вот-вот должен был начаться урок, но педагога ещё не было. Юлька сидела за нашей партой, по-прежнему опустив глаза. Класс жил своей жизнью, её никто не трогал, но чувствовалось какое-то напряжение.

— Всё нормально? — спросил я Юльку. Она странно кивнула, одновременно нервно сглотнув.

Не понял…

Оглянулся на класс. Тимур сидел какой-то взъерошенный. Поймав его взгляд, жестом спросил его, что происходит? У него непроизвольно сжались кулаки.

— Да тут некоторые себя очень умными считают… — громко сказал брат, с вызовом оглядываясь куда-то назад.

— Что случилось? — развернулся я в пол-оборота.

— На Юлиной парте написали кое-что, — ответила Ветка и уточнила: — Обидное.

— Что это за детский сад? — возмущённо встал я с места. — Вам что тут всем, завидно, что у кого-то есть личная жизнь, а у вас нет? Завидуйте молча!

Класс заржал, посыпались едкие реплики.

— Вот, дебилы… — проворчал я, садясь на место.

Вошла географичка.

— Что, Вабищевич, догулялась? — ехидно спросила она, проходя мимо ее парты.

Н-да, ожидаемо, в принципе. Дама она склочная по натуре. Одна из самых неприятных особ в школе. Но я все равно не ожидал, что наезд в сторону Юльки будет таким скорым и неприкрытым.

Класс притих в ожидании того, что произойдет дальше. Юлька сидела на своем месте, не в силах ничего ответить. По лицу катились слезы.

— Что молчишь, Вабищевич? Слезами горю не поможешь. — не унималась географичка. — Все вы, гулящие, такие. Сначала куролесите, а потом слезки свои льете крокодильи.

Я сидел и с огромным трудом сдерживал себя от того, чтобы встать и обхамить эту наглую бабищу в полный рост. Это ни к чему хорошему не приведет. Но и спускать ей с рук подобные нападки тоже нельзя.

— Вабищевич! К доске! — рявкнула тем временем географичка.

Юлька встала у доски, глядя в пол.

— Посмотрите на неё! Вот до чего докатилась ваша одноклассница!

— А вы сами до чего докатились, Людмила Васильевна? — встрял я. Сдерживаться дальше сил уже не было. — Вы что здесь за судилище устроили? Почему оскорбляете ученицу? Такое поведение, по-вашему, достойно советского педагога⁈

Географичка застыла с открытым ртом. Класс затих. Все, не смея проронить ни звука, внимали нашей перепалке, стараясь не упустить ни одного нюанса. Чувствую, будет всему городу о чем потрепаться в ближайшие недели.

— Ивлев! Ты!.. Ты что, ее защищаешь⁈ Значит, ты сам такой же!

— Какой?

— Гулящий! Вон из класса, Ивлев! Иди к директору немедленно!

Вот дурища. Слов нет. Увы, типаж не такой уж и редкий.

Я пожал плечами и спокойно направился к выходу. Желания спорить дальше не было. Таким дамочкам доказывать что бы то ни было бесполезно. По опыту знаю. Проходя мимо Юльки, кивнул ей головой в приглашающем жесте, поманив за собой.

— Ивлев, куда это ты Вабищевич позвал? — взвизгнула Людмила Васильевна. — Урок еще не окончен.

— Нам, гулящим, надо держаться вместе, — спокойно ответил учительнице и, взяв оторопевшую Юльку под руку, потащил ее из класса.

Географичка так и осталась стоять с открытым ртом. Что она там кричала нам вслед, я уже не слушал. Оставлять Юльку один на один с неадекватной учительницей я не собирался. Переведу лучше огонь на себя по возможности. Может хоть подруге поменьше шишек достанется.

— Спасибо! — прошептала Юлька, когда мы отошли в конец коридора, и снова разрыдалась.

А я неожиданно разозлился. Что за ерунда вообще происходит? Надоело это все, пора кое-кого перестать жалеть и привести немного в чувство.

— Быстро иди за мной, — мрачно сказал Юльке и пошел к выходу из школы, подальше от лишних ушей. Разговор будет непростой, чувствую.

— Ты что, вообще, решила? Рожать собираешься или передумала? — мрачно спросил подругу, когда мы вышли на школьный двор и сели на скамейке возле стадиона.

— Конечно, рожать, — перепуганно кивнула Юлька, глядя на меня непонимающим взглядом. — Почему ты такое спрашиваешь?

Голос ее задрожал, а из глаз снова потекли слезы.

— Да вот поэтому и спрашиваю, — сурово ответил я, показав на ее лицо. — Кого ты родишь, если постоянно рыдать будешь? О ребенке совсем думать перестала. А должна защищать его, как львица.

Говорить это подруге было неприятно, но ее надо было основательно встряхнуть. То, что произошло сегодня в школе, еще цветочки. Чую, им с Игнатом еще много нападок предстоит выдержать. А на Юльке уже лица нет. На грани нервного срыва девка. Если не переключить ее сейчас на конструктивные эмоции, то совсем расклеится, и ничем хорошим это не закончится. Хватит мне